Интервью с заведующим отделом Института Политического и Военного анализа, доцентом Российского Государственного Гуманитарного Университета Сергеем Маркедоновым.
— Как, по-вашему, следует оценивать итоги состоявшихся переговоров президентов Азербайджана и Армении в Санкт-Петербурге?
— Я думаю, здесь каких-то неожиданных поворотов нет. Договорились, прошу прощения за тавтологию, продолжить переговоры. Честно говоря, я и не ожидал каких-то больших успехов и прорывов, как эксперт. Потому что каких-то действительно компромиссных фигур реально предложено не было.
— А насколько правы те, кто всякий раз возлагает надежды на то, что следующая встреча президентов станет прорывной?
— Они не правы! Вопрос всегда банален – на чем основываются данные выводы? Понимаете, прежде, чем что-либо утверждать, нужно иметь какую-то доказательную базу. Вот, на чем они основаны? На том, что в Праге президенты два часа переговорили тет-а-тет? Ну, это очень мало для того, чтобы говорить о каком-то прорыве. При этом мы видим, что ключевые, в общем-то, положения конфликта трактуются сторонами совершенно по-разному.
— А что вы думаете по поводу возможной встречи президентов Ильхама Алиева и Сержа Саргсяна в июле? Сопредседатели объявили, что оба президента дали на нее согласие…
— Я думаю, что эта встреча тоже не даст каких-то больших результатов, и объясню почему. Переговоры – это процесс профессиональных дипломатов, которые цинично, спокойно, так сказать, в режиме рутины добиваются каких-то компромиссных позиций. Президенты не ведут переговоры.
Если честно, этот формат кажется довольно странным, и касается это не только нагорно-карабахского урегулирования. У каждого своя профессия. Президентская задача – брать ответственность на себя в сложный для страны момент, прикрывать своим, так сказать, авторитетом какие-то нужные для нации решения, может быть, не всегда популярные.
— По-вашему, какая из стран-сопредседателей Минской группы сегодня прилагает явно больше усилий для решения нашего конфликта – США или Россия? Кажется, что Франция на их фоне более пассивна.
— Ну, я бы не сказал, что Франция пассивна. У каждого есть свои ресурсы, и они не безграничны. Это большая иллюзия, что Вашингтон или Москва могут решить проблему Нагорного Карабаха. Вашингтон или Москва могут им только помочь решить этот вопрос. Или, скажем, могут лимитировать как-то, так или иначе, переговорный процесс. Потом ведь, любые переговоры, любой мир, он ведь не из абстрактных целей заключается. Вот это тоже один из важных, фундаментальных принципов дипломатии. Соглашение, договор заключается, не потому что какие-то дяди очень хотят реального мира между народами.
Есть интересы национальные. Пока Штаты и Россию в целом статус-кво вокруг Нагорного Карабаха устраивает. По очень разным причинам. Но как бы там ни было, в общей точке эти интересы сходятся. Поэтому отсюда и надо исходить, говоря о том, правильно или неправильно Россия или США делают что-то.
— Вы согласны с утверждением одного из кандидатов в президенты ИРИ Мохсена Резаи, что «активность иранской дипломатии во внешней политике может гарантировать значительный прорыв в нагорно-карабахском урегулировании»?
— Давайте, во-первых, сделаем поправку на то, что 12 июня в Иране выборы президента, и это заявление делается в предвыборном контексте. Это как минимум. Кроме того, я точно так же думаю, что ключи от решения нагорно-карабахского конфликта не находятся в Тегеране, по тем же самым причинам, почему ключи от карабахского мира не находятся в Вашингтоне и Москве. Другой вопрос, что любой кандидат из четырех претендентов иранской кампании разделяет те ценности, что Иран должен быть региональной сверхдержавой, и должен иметь свой голос в этом концерте, скажем так, Кавказско-Ближневосточном.
Day.Az